Винников А. В. О понимаемости и лингвистической экспертизе перевода процессуальных документов в уголовном процессе

А. В. Винников,

директор АНО «Институт образовательных программ»

кандидат технических наук

(г. Ростов-на-Дону)

Проблема понимаемости[1] письменного перевода процессуальных документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, в особенности, усугубилась новыми обстоятельствами – распространением машинного перевода и перевода на ненадлежащий язык. В целях разрешения проблемы в рамках лингвистической экспертизы, разработана классификация языков перевода, видов непонимания текстов. Изложены способы опровержения притворного непонимания и указаны причины реального непонимания перевода. Выводы иллюстрированы и подтверждены примерами из экспертной практики. На основании опыта, предложены эффективные способы оценки понимаемости процессуальных документов при проведении лингвистической экспертизы. Сделанные выводы могут оказаться полезными в судебной, следственной и экспертной практике.

Ключевые слова: понимаемость перевода; лингвистическая экспертиза; машинный перевод; притворное непонимание; судебный перевод; критерии понимаемости; адекватный перевод; эквивалентный перевод; подмена языка перевода; оценка понимаемости.

В 48

ББК 67.53

УДК 343.983

ГРНТИ 10.85.31

Код ВАК 12.00.12

On comprehensibility and linguistic examination of translation of procedural instruments in criminal proceedings

A. V. Vinnikov,

Director of ANO «Institute of Educational Programs»

candidate of technical sciences

(city Rostov-on-Don)

The issue of comprehensibility of translation of procedural instruments, subject to mandatory servicing to the suspect, the accused, as well as to other participants in criminal proceedings, in particular, was aggravated by new circumstances – the spread of machine translation and translation into an inappropriate language. In order to resolve the problem within the framework of linguistic examination, a classification of target languages and types of misunderstanding of texts has been developed. The methods of refutation of feigned misunderstanding are stated and the reasons for real misunderstanding of the translation are indicated. The conclusions are illustrated and confirmed by examples from expert practice. Based on the experience, effective ways of assessing the comprehensibility of procedural instruments during linguistic examination have been proposed. The conclusions drawn can be useful in judicial, investigative and expert practice.

Keywords: comprehensibility of translation; linguistic examination; machine translation; feigned misunderstanding; forensic translation; comprehensibility criteria; proper translation; equivalent translation; substitution of a translation language; comprehensibility assessment.

_____________________________________

Найти переводчика для участия в уголовном процессе всегда было непросто, в особенности переводчика языков России и стран СНГ. А при условии недостаточной и несвоевременной оплаты этого труда задача становится почти невыполнимой. Однако требования уголовно-процессуально законодательства не меняются: переводчика предоставлять необходимо тем подозреваемым и подсудимым, кто заявляет о недостаточном владении русским языком.

Остаются традиционными претензии к судебному переводу со стороны обвиняемых и подсудимых, например, симулирование цыганами непонимания диалектов цыганского языка, заявления жителей Дагестана о том, что они владеют только тем диалектом, на котором говорят в их ауле. Как становится ясно из дальнейшего изложения, такое непонимание относится к притворным.

Новой стороной старой проблемы понимаемости судебного перевода стало массовое недобросовестное использование автоматических (машинных) переводчиков в судебной и следственной практике, а также подмены языков в рамках «родственных» лингвистических групп. Это обусловлено стремлением к сокращению затрат на перевод.

В результате перевод процессуальных документов после Гугл-переводчика (который стал чуть ли не главным и единственным инструментом производства судебного перевода) или «этнически близкого» носителя языка попадает для ознакомления к соответствующему участнику уголовного процесса, который остаётся в полном недоумении от того, как бесцеремонно нарушено его право понимать то, в чём его обвиняют.

В роли судебных переводчиков часто оказываются малограмотные этнические носители языков. Не вдаваясь в лингвистические исследования, некоторые могут к переводу любых иранских языков (фарси, дари, пушту и т. п.) привлечь, например, таджика – по тем основаниям, что эти языки «одно и то же». Подобная подмена осуществляется и в отношении иных «похожих» языков.

Нам приходилось видеть головокружительные подделки. Вот одна из них: воспользовавшись Гугл-переводчиком, таджик – единственный «переводчик», который оказался в распоряжении следствия, – сделал перевод на язык фарси (в нём используется арабский шрифт) и выдал его за перевод на афганский язык дари. Так было сделано потому, что в арсенале машинного переводчика языка дари не оказалось.

Ниже подобные примеры рассмотрены более подробно.

1. Критерии понимаемости. Виды непонимаемости текста.

Непонимание читателем текста перевода документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, представляет собой затруднение как для стороны защиты, так и для стороны обвинения.

Для наилучшего разрешения проблемы как целого, исследуем её составные части и виды.

Понимаемостью текста назовем доступность его содержания читателю или способность текста правильно сообщать читателю содержащуюся в нём информацию. Если же речь идёт о тексте перевода с одного языка на другой язык, придётся воспользоваться двумя дополнительными признаками: эквивалентности и адекватности перевода.

Эквивалентность перевода определим как соответствие текста перевода цели перевода.

Адекватность перевода определим как сохранение при переводе смысла и правильности формы языка оригинала.

Понимаемым в таком случае будет перевод, обладающий свойствами эквивалентности и адекватности. Точно так же, не понимаемый или непонятный перевод будет обладать противоположными качествами: неэквивалентностью и неадекватностью.

При этом понимаемый перевод обязательно обладает обоими упомянутыми свойствами, а не понимаемый – не обладает или обоими или только одним из них.

Соответствующий двум критериям перевод отнесём к юридически значимым и понимаемым, а несоответствующий – к юридически ничтожным. Юридически значимы письменные переводы документов тогда, когда они имеют правовую силу и могут использоваться в качестве правового аргумента.

В соответствии с ч. 3 ст. 18 УПК России, «если в соответствии с настоящим Кодексом следственные и судебные документы подлежат обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, то указанные документы должны быть переведены на родной язык соответствующего участника уголовного судопроизводства или на язык, которым он владеет».

Отметим, что законодатель говорит о «языке» перевода. Здесь и находится основная трудность правоприменения, связанная с тем, что общее определение языка как сложной понятийной знаковой системы ничего не даёт практике, а нормативного понятия языка в Уголовно-процессуальном кодексе нет.

Если кто-либо попытается создать единую терминологию для лучшего понимания того, чем является перевод в уголовном судопроизводстве, то он столкнётся с множеством понятий, подпадающих под название «язык».

По-видимому, языки можно разделить на четыре группы:

а) государственные языки (официальные языки государственных образований, имеют этно-политическую природу);

б) этнические языки (языки этносов, том числе языки малых этносов и местные диалекты);

в) профессиональные языки (корпоративные диалекты, насыщенные терминологией, например, медиков, юристов, иных узких специалистов);

г) жаргонные языки (различные «тайные» языки, криминальные говоры и т. п.).

Перечисленные выше группы языков в своих сочетаниях образуют ещё много комбинаций классов: (б)-(а), (г)-(б), (б-в) и так далее. Можно рассмотреть, в частности, этнические государственные языки (например, английский или русский языки в Великобритании и России); этнические языки (например, ассирийский или курдский), не связанные с государственными образованиями, и т. д.

Углубление в классификацию языков выходит за рамки этой статьи. Формально все включённые в классификацию языки равноценны относительно буквы Закона.

Тот или иной участник уголовного процесса может считать свой говор языком и настаивать на этом. Иные варианты судебного перевода будут для такого лица не понимаемыми, иногда действительно или безусловно, но часто не действительно, а в силу его волевого решения. Сложной задачей правоприменения является объективная оценка и вынесение суждения о глубоко субъективном процессе понимания или непонимания, который обычно относится скорее к области психологии, чем юриспруденции.

Случаи притворного непонимания языка перевода в судебной и следственной практике, в основном, со стороны цыган и представителей некоторых малых народов России и стран СНГ, описаны в работах [1, 2] и прочих, посвящённых конфликтологии и тайным языкам. Там же приведена практика судебного перевода для лиц, принадлежащих определённому этносу, к которому относятся языки группы (б), но владеющих по необходимости и языком группы (а) государства, в котором они живут или гражданство которого имеют. Требование такого участника уголовного процесса предоставить ему процессуальные документы, переведённые на язык группы (б), представляется оправданным, а перевод на иной язык (группы (а)) – условно не понимаемым. Пример – перевод на сванский язык для участника уголовного процесса – гражданина Грузии (Сванетия является горной областью Грузии).

Упомянем отдельно некоторых носителей языков группы (а), которые считают себя вправе просто отказаться от понимания языка перевода, понимая его фактически, если речь идёт о государственном языке той страны, гражданином которой он является.  Например, гражданин Румынии может требовать перевода именно на румынский, а не на молдавский язык, хотя разница между этими языками близка к символической, гражданин Боснии – потребовать перевода именно на боснийский, а не на сербский язык, между которыми фактически нет разницы.

В области международных отношений подобное требование справедливо, а в уголовном процессе оно относится к притворному непониманию. Перевод на фактически понимаемый язык следует признать эквивалентным и юридически значимым.

В результате выяснено, что непонимаемость текста, как противоположность понимаемости, бывает трёх видов: безусловная, условная и притворная. Непонимаемые переводы первых двух видов юридически ничтожны, а переводы третьего вида – юридически значимы.

Решение вопроса о том, к какому из этих видов относится конкретный перевод, можно принять только  экспертным путём. Примеры экспертных исследований понимаемости судебных переводов даются в дальнейшем изложении как единичные доказательства справедливости общих положений.

Установив, таким образом, критерии, можно перейти к разбору соответствия им судебного перевода, выполненного различными способами:

– машинным способом;

– переводчиком иного сходного по происхождению языка;

– лично переводчиком надлежащего языка.

Если перевод сделан третьим способом добросовестным переводчиком, вполне владеющим необходимым языком, то перевод должен быть признан адекватным, эквивалентным и понимаемым.

Напротив, в случае применения первых двух способов – машинного перевода и перевода на иной язык, – возникают сомнения относительно понимаемости. Эти случаи относятся к компетенции экспертизы и рассмотрены ниже. Поскольку исследование понимаемости перевода касается языка, экспертиза называется лингвистической.

2. Понимаемость и субъектность машинного судебного перевода. Машинный перевод является одной из форм искусственного интеллекта. Развитие и применение искусственного интеллекта остаётся и сейчас в зачаточном состоянии и предлагает больше проблем, чем решений.

Проблемы машинного перевода сводятся к трём задачам моделирования естественных свойств живого языка: многозначности, синтаксических трансформаций, фразеологических сочетаний. Приблизиться к решению этих задач никому до настоящего времени не удаётся.

Затруднения машинной интерпретации и перевода текста восходят к трудности машинного воспроизведения самого человеческого бытия, поскольку язык – это всего лишь его вербальное отражение или, как считают некоторые, вид человеческой деятельности. По мнению одного из отцов теории машинного перевода Н. Хомского, «язык – это вырвавшееся наружу мышление» [3]. Национальные различия людей отражаются в их языке. Некоторые даже считают язык чем-то первичным или причиной, а особенности этноса – следствием или чем-то вторичным. Однако для практики исследование этого вопроса значения не имеет. Поскольку возможности машины ещё далеки от возможностей человека, нельзя ожидать ни сейчас, ни в обозримом будущем адекватного владения языком со стороны какого-либо искусственно созданного устройства. Пока что машина (электронное устройство) переводит слова (морфемы речи), а не смысл текста.

Сказанное выше в полной мере относится к Гугл-переводчику (англ. Google Translate) – веб-службе компании Google, предназначенной для автоматического перевода текста на другой язык. Этот инструмент может иногда помочь читателю понять общий смысл содержания текста на иностранном языке, но не предоставляет точных переводов. Гугл-переводчик предлагает перевод с любого поддерживаемого языка на любой поддерживаемый, но в большинстве случаев реально выполняет перевод через английский язык. Качество перевода от этого сильно страдает. Часто перевод искажает смысл оригинала до неузнаваемости.

В качестве иллюстрации приведём пример из практики. В рамках экспертизы исследован перевод с русского языка на таджикский язык обвинительного заключения. Перевод вручён обвиняемому по уголовному делу, который заявил о непонимании содержания документа. Заслуживающий доверия переводчик отметил ряд несоответствий. Русское слово «тайник» переведено на таджикский язык как «кэш», что означает «временные файлы или копии файлов и данных, сохранённые в памяти компьютера». Правильный перевод «ҷои пинҳонӣ». Словосочетание «в крупном размере» вместо правильного «миқдори калон»  переведено как «миқёси васеъ», что означает «широкий масштаб». Словосочетание «для удобства продажи» вместо правильного «барои фурӯши қулай», переведено как «барои роҳати фурӯш», что означает «для удовольствия продажи».

Произвольно выбранные фрагменты текста оригинала обвинительного заключения были подвергнуты машинному переводу на таджикский язык на сайте https://translate.google.com.tj/. Совпадение текстов составило 99 %, что указало на перевод текста обвинительного заключения машинным способом по технологии Google Translate. Сравнительный анализ машинного перевода и правильного перевода переводчиком таджикского языка проведён предложенным нами «зеркальным» табличным способом. Фрагмент анализа приведён в табл. 1.

Таблица 1

Зеркальный сравнительный анализ машинного и ручного перевода обвинительного заключения

Обратный перевод в столбце 4 принят за показатель качества перевода текста оригинала в столбце 1 и он не адекватен оригиналу, приведённому в столбце 1. В столбце 2 приведён текст правильного перевода.

Машинный перевод также не может считаться эквивалентным по той причине, что он выполняется без участия субъекта, в то время как Закон признает переводчиком только человека. В соответствии со ч. 1 статьи 59 УПК России «Переводчик – лицо, привлекаемое к участию в уголовном судопроизводстве в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, свободно владеющее языком, знание которого необходимо для перевода».

Здесь говорится именно о «лице», то есть субъекте правоотношений, но не о каком-либо программном продукте. Перевод в понимании Закона состоит из двух составляющих частей: переводчика и самого текста перевода. Отсутствие переводчика как субъекта права само по себе делает машинный перевод юридически ничтожным.

Изложенное показывает, что  применение способа машинного перевода и, в частности, Гугл-переводчика, приводит к неадекватности и неэквивалентности перевода процессуальных документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства.

3. Понимаемость перевода с подменой на «близкие» языки

Большое количество современных языков происходят от общих лингвистических прародителей. Так, например, романские европейские языки – румынский, итальянский, французский, испанский – являются родственными, происходят от древнеримского латинского языка и близки к латыни. Но ведь никому не придёт в голову предлагать обвиняемому французу перевод обвинительного заключения на итальянском языке. Украинский и русский языки ещё ближе друг к другу. Тем не менее, в уголовном процессе по делу украинки Н. Савченко, проходившем в 2016 году в г. Донецке Ростовской области, подсудимой был предоставлен устный переводчик украинского языка, и необходимые процессуальные документы также письменно переведены на украинский. Очень похожи друг на друга языки бывшей Югославии – черногорский, сербский, хорватский, боснийский, словенский. Но запросы о правовой помощи, например, в Черногорию, отсылаются не на сербском, а исключительно на черногорском языке с учётом всех его отличий, хотя и номинальных, от сербского языка. Перевод на корейский язык, сделанный переводчиком из Южной Кореи, не будет принят властями Северной Кореи, язык не тот. Последние примеры к процессуальным отношениям не относятся, но иллюстрируют сущность проблемы.

Однако не подлежит сомнению то, что общие по происхождению языки и даже языки одного этноса, разделённые политически, могут быть взаимно непонимаемы – безусловно, условно, и притворно.

Условное и притворное непонимание читателем текста перевода документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, кратко рассмотрено нами выше. Но и безусловная взаимная непонимаемость общих по происхождению языков наблюдается очень часто. Языки не похожи друг на друга тем больше, чем раньше они исторически разошлись, если принять за истину теорию дивергенции языков. Рассмотрим это на примере из нашей экспертной практики относительно языков таджикского и дари. Эти языки появились в результате дивергенции в XV–XVI веках из классического персидского языка [4]. И далее каждый из этих языков стал развиваться своим путём, на определённых периодах истории даже теряя контакт друг с другом, а их носители были разделены политическими границами. Дари распространился в Афганистане, а таджикский – сначала на территории Таджикистана, ранее входившего в состав СССР, а затем на территории Ирана и Афганистана. Дивергенция языков таджикского и дари по времени приблизительно та же, что и языков русского и украинского, татарского и башкирского, узбекского и уйгурского (500–600 лет). Различия между языками пропорциональны времени их конвергенции. Отсюда следует, что, например, различия между языками таджикским и дари не меньше, чем между русским и украинским языками.

Лексические отличия родственных языков таджикского и дари приведены в табл. 2, полученной в результате преобразования данных таблицы Сводеша по группе языков персидского происхождения, сформированной А. Ю. Фоминым [4].

Таблица 2

Различия между таджикским языком и языком дари

Из данных табл. 2 видно, что исследуемые языки имеют два важных отличия:

– шрифт: в таджикском языке применена кириллица, а в языке дари – арабский (персидский) шрифт;

– семантика и фонетика: разные по написанию и звучанию переводы слов русского языка.

Аналогичный анализ с тем же результатом может быть проведён в отношении пары фарси-дари и фарси-таджикский языки.

Таким образом, близкие по происхождению языки могут быть не только условно, но и безусловно взаимно непонимаемы, и подмена перевода на один язык переводом на родственный язык недопустима. Если такая подмена всё же происходит, то переводчик, не владеющий надлежащим языком, совершает правонарушение. На нём лежит ответственность за несоблюдение требования части 1 статьи 59 УПК России, в соответствии с которой «Переводчик – лицо, привлекаемое к участию в уголовном судопроизводстве в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, свободно владеющее языком, знание которого необходимо для перевода», и п. 1 части 4 статьи 59 УПК России, которая устанавливает, что «переводчик не вправе осуществлять заведомо неправильный перевод».

Из сказанного выше ясно, что и перевод по второму способу – сделанный переводчиком ненадлежащего языка – является юридически ничтожным.

И, наконец, если речь идёт о переводе не на язык, а на диалект языка, правомерно будет считать перевод на официально признанный язык адекватным и эквивалентным, а его непонимание – притворным.

Если распространить показанный выше так называемый «глоттохронологический» метод на другие языки перевода, получим вполне приемлемый для экспертной практики критериальный результат. Небольшой пример этого подхода к решению вопроса приведён в табл. 3.

Таблица 3

Период дивергенции близких по происхождению языков как критерий их взаимной понимаемости и возможности подмены в судебном переводе

Используя глоттохронологический метод и по образцу из табл. 3, желающий может значительно расширить критериальную базу языковых пар для целей лингвистической экспертизы взаимной понимаемости языков в зависимости от периода их дивергенции.

Выводы

1. Правоприменение в области судебного перевода сталкивается с трудностями в связи с недостаточной определённостью понятия языка УПК России.

2. В спорных случаях относительно понимаемости текста перевода документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, необходимо прибегать к лингвистической экспертизе.

3. Лингвистическая экспертиза понимаемости текста перевода документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства оценивает: адекватность и эквивалентность перевода; возможность безусловного, условного или притворного непонимания перевода; соответствие перевода требованиям УПК России.

4. Машинный перевод текстов процессуальных документов недопустим по закону и является не понимаемым безусловно.

5. Перевод, сделанный переводчиком родственного, но ненадлежащего языка, не эквивалентен и юридически ничтожен.

6. В лингвистической экспертизе инструментами оценки понимаемости текста перевода документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, могут служить метод «зеркальных таблиц» и глоттохронологические критерии.

Литература:

1. Винников А. В., Назаренко С. А. Конфликтология перевода в уголовном процессе и официального перевода документов. // Полицейская деятельность. – 2014. – № 4. – С. 43–50.

2. Винников А. В. Национальные языки, судебный перевод и правопримнение. // Современное право: Международный научно-практический журнал. – 2013. – №7. – С. 122–129.

3. Хомский Н., Миллер Дж. Введение в формальный анализ естественных языков. – М.: Едиториал УРСС, 2003. – 64 с.

4. Фомин А. Ю. Глоттохронологическое исследование дивергенции таджикского, дари и персидского языков. – Душанбе: Изд-во РТСУ, 2011. – 34 с.